Бывший руководитель пресс-службы Министерства здравоохранения в интервью informburo.kz рассказал о своем бывшем начальнике Елжане Биртанове и о трудностях работы в начале пандемии коронавируса, передает zakon.kz.
Почти год в Казахстане бушует пандемия коронавируса. Пик пришелся на лето 2020 года. Все это время Минздрав и врачи работают на пределе. 25 июня пост министра здравоохранения покинул Елжан Биртанов. 31 октября стало известно, что его задержали и подозревают в растрате бюджетных средств в особо крупном размере. С 7 ноября он находится под домашним арестом. Бывший пресс-секретарь Биртанова и официальный представитель Минздрава Диас Ахметшарип спустя полгода после своего ухода с должности рассказал о том, что происходило тогда в стенах министерства. Сейчас он работает пресс-секретарем «Казавтожола».
«Я пришел в Минздрав, наверное, чтобы мои родители остались живы»
– Диас, как дела? Как ваше здоровье, как родители?
– Спасибо, родители живы-здоровы, спасибо Всевышнему, врачам. Было тяжело. Они же в зоне риска: отцу 81 год, маме – 75 лет. 18 дней они пролежали в модульной многопрофильной больнице. Выкарабкались. А мы с женой переболели в средней форме – одышка была, две недели дома, сами себе уколы ставили, от детей изолировались.
– Насколько мне известно, ваших родителей не сразу госпитализировали, были проблемы. Вы не могли купить антибиотики и другие лекарства. Тогда наша система здравоохранения дала сбой: в аптеках не было лекарств, а в больницах – мест. Вы наравне со всеми казахстанцами, несмотря на ваш пост в Минздраве, остались наедине с этим опасным вирусом и выживали как могли. По-вашему, почему так произошло?
– Я согласен с вами. Мы попали в тот пик, была проблема с антибиотиками. Скрывать не буду, у меня старшая сестра и зять – оба работают в Семипалатинске хирургами. Я два раза встречал «Индрайвер», они отправляли мне антибиотики, потому что здесь (в столице. – Авт.) было тяжело их найти. Довозили до квартиры, мы лечились сами.
А с родителями… Я грешу на себя. Скорее всего, я их заразил. Они оставались дома, соблюдали карантин. Но, как вы помните, мы проводили ежедневные эфиры в Facebook, всего 58 прямых эфиров. Гости-спикеры были разные: врачи, инфекционисты, которые работают в поле. Хоть мы и соблюдали дистанцию, надевали маски, думаю, что я заразился сам и заразил своих родителей. Я их повез в больницу, они были в очень тяжелом состоянии. Там нашли место. Но были сбои.
– Но как вы считаете, почему? Кто за это ответственен?
– Я не могу дать ответ на ваш вопрос, я занимался другим направлением.
– Ответьте как казахстанец, а не как сотрудник пресс-службы.
– Наверняка там были проблемы по лицензированию антибиотиков. У нас было очень много гуманитарной помощи, грузов из Китая, России. Но этот груз должен был по закону пройти сертификацию в Казахстане, а этот процесс был немного затянут. Лекарства не попадали на прилавки аптек. А что касается цен и дефицита масок, это уже на совести фармацевтов, частных аптек. Кто-то наживался на горе казахстанцев, завышал цены.
– Расскажите, как вы оказались на должности официального представителя, пресс-секретаря Минздрава? Как попасть на такую работу? Возможно ли это для человека с улицы без знакомств и связей?
– До этой должности я работал официальным представителем в АО «Пассажирские перевозки». Это проблемный участок, железные дороги. Два года проработав там, я получил предложение от министра – Биртанова Елжана Амантаевича. Как раз надвигался коронавирус, все об это знали. В Ухане была вспышка, вирус неизбежно бы пришел в Казахстан. И поэтому Министерство здравоохранения искало человека, который станет рупором, сможет рассказывать и доводить до населения информацию о предпринимаемых мерах.
Поступило предложение, я принял его и 2 февраля официально заступил на эту должность. Вот так я попал на эту работу. Я не думаю, что надо иметь особые связи. Главное – хороший багаж в сфере СМИ. Я с 1997 года начал работать в СМИ, у меня есть опыт работы на радио, телевидении. Наверняка Минздрав учитывал все эти моменты, и я подошел. Я тогда не искал работу, она у меня была.
Сейчас уже полгода прошло, как я ушел оттуда. Я верующий человек, не фанатик, но наверное, все делается не просто так. Небесная канцелярия решила, и я пришел на эту работу, потому что мои родители заболеют, а мне надо будет их вытаскивать. Не буду скрывать, при госпитализации были определенные сложности, мест не было, и врачи пошли на уступки. Наверное, я пришел работать в Минздрав, чтобы они остались живы.
– То есть, если бы вы тогда в Минздраве не работали, то, возможно, родителям не нашлось бы места в больнице?
– Я не хотел бы так говорить. Тогда больницы находили места для тяжелобольных.
– Но, возможно, это все равно бы затянулось, а при такой ситуации каждая минута дорога.
– Да, наверное, затянулось бы. Быть может, я бы потерял время. Но работая в Минздраве, зная симптомы, я предпринял оперативные меры. А вдруг бы я уехал в командировку, вдруг бы, как многие казахстанцы, не верил в вирус и упустил этот момент? Но слава Аллаху, вот так все получилось, родители остались живы.
«Иногда опускались руки, как будто стучим в закрытую дверь»
– Согласовывали ли вы с кем-то ваши заявления и действия как официальный представитель. Если да, то с кем? Бывало ли, что хорошие, по-вашему, идеи зарубало руководство?
– В пресс-службе Минздрава было всего три человека, мы вначале справлялись с задачей. Ежедневно были брифинги в Службе центральных коммуникаций (СЦК). Я ежедневно выходил в студию «Қазмедиа орталығы» со стейтментом. Сначала мы оповещали казахстанцев о том, что мы делаем, какие границы закрываются, что можно, чего нельзя делать.
Но после появления первых пациентов с Covid-19 вспышки начали происходить по всему Казахстану. У нас был штаб 24/7, участвовали все сотрудники, вице-министры под руководством Биртанова, по видеосвязи подключались регионы. Конечно, все действия пресс-службы мы согласовывали с министром.
Когда глава государства объявил ЧС, на помощь нам пришло Министерство информации и общественного развития. Это профильное министерство, у них есть все рычаги по взаимодействию со СМИ. Нужно было выходить на региональные службы коммуникаций, и тогда нам огромную помощь оказал МИОР, облегчил нашу работу.
– Если честно, судя по нашему опыту работы с пресс-секретарями Минздрава, в том числе и с вами, и с последующими, часто трудности возникали из-за того, что на этой должности находится человек, не имеющий никаких базовых понятий о медицине. Как вам теперь кажется, должен ли пресс-секретарь Министерства здравоохранения иметь медицинское образование?
– Я с вами абсолютно согласен. Пресс-секретарь должен элементарно понимать эти вещи. У меня половина семьи – медики, а я, долгое время работая спортивным журналистом, прошел курсы по спортивной медицине. Базовые знания пресс-секретари должны иметь в любой сфере.
– Обстановка в коллективе того управляющего состава Минздрава, который вы застали, была скорее доброжелательной или токсичной? Были внутренние конфликты?
– На моей памяти, за эти шесть месяцев, которые я отработал, у нас никаких конфликтных ситуаций не было. Мы болели этим делом. Каждый горел на своем участке работы. Тот же Жандарбек Бекшин, который изначально говорил, что надо закрывать границы. Общее руководство было за министром Биртановым. У нас был аврал, мы старались быть оперативными. Было очень много фейковой информации, мы с этим боролись.
Казахстанцы не читали официальные источники. Сейчас век смартфонов: кто-то отравляет голосовые сообщения, что вируса нет, и люди не соблюдают меры предосторожности, проводят тои, кудалык. Естественно, идет заражение. Последнее заседание штаба у нас было в 12 ночи, мы приходили домой поспать 2-3 часа, а утром с семи часов – опять на работу. Команда работала очень сплоченно.
– Да, действительно, ситуация с пандемией остро обнажила кризис доверия людей к власти. Почему так произошло, что люди верили больше фейкам, чем власти? Не опускались ли у вас руки?
– Были минуты слабости, как будто мы стучим в закрытую дверь в информационном пространстве. Но ситуация поменялась, когда произошел первый летальный случай. Тогда екнуло сердце у всех казахстанцев. Потом многие люди ушли из жизни, известные люди. В аулах было очень много смертей. После этого народ стал задумываться о мерах предосторожности. На фейковых новостях некоторые просто хайповали, просто запускали утку, что вируса нет, это специальная государственная программа, вертолеты какие-то летают, распыляют. В Казахстане на тот момент было около 700 фейковых сообщений. Мы боролись с этим.
«У Минздрава не было бюджета на вирусные ролики»
– Когда вспоминаю вас в должности пресс-секретаря Минздрава, первое, что приходит в голову, это видео про два метра в TikTok с Олжасом Абишевым (на тот момент вице-министром здравоохранения). Кто все это придумывал? Для чего все это было?
– Тогда было очень много разговоров в соцсетях. Еще до моего прихода, осенью 2019 года компания Success K выиграла конкурс, который организовал Всемирный банк, по информационному сопровождению проекта Минздрава о Кодексе о здоровье, который приняли в итоге. Это нормальная мировая практика: нанимается компания, они информационно сопровождают, делают ролики и так далее.
Когда началась пандемия, Success безвозмездно предложил свою помощь. Они предоставили нам студию, там мы озвучивали стейтменты. Также благодаря Success мы организовали студию. Сымпровизировали медиа-центр, поставили передвижную телевизионную станцию. Ежедневные прямые эфиры я начал проводить там. Там же мы все монтировали, делали рассылку. Один наш эфир в то время набирал от 30 до 70 сообщений в информационных лентах, мы отправляли запись телевизионщикам. Success нам помогал абсолютно бесплатно.
Когда весь мир начал говорить, что надо соблюдать дистанцию, не собираться больше трех человек, мыть руки, эта идея зародилась буквально в коридоре: почему бы не сделать «тик-ток»? Как раз в коридоре шел Олжас Абишев. Мы ему сказали, что на все есть пять минут. Он человек молодой, креативный – согласился. Никаких денег на это мы не потратили. Записали видео, сделали рассылку, потом нас очень многие подхватили.
Некоторые люди путают. Тогда как раз вышло объявление об имиджевых роликах. Это обычная госзакупка, которую делают все госорганы. Там была заявка на 15 или 20 млн тенге на шесть или семь роликов с ротацией и продакшном. Никто не знал же, что будет коронавирус, закупщики это объявление выставили. Потом мы сказали: «Убирайте объявление, нам сейчас не до этого». И они убрали. Но наши казахстанцы это увидели и сказали: «Оказывается, вы теперь ролики делаете». Но такого не было. Этот «тик-ток» был бесплатно снят, а Success никаких денег не получал.
– Согласна, тогда у людей создалось впечатление, что у Минздрава слишком много денег, которые он тратит на имиджевые ролики.
– На самом деле это было не так. Это была отмененная госзакупка. Сейчас я хочу раскрыть карты: никакого бюджета у пресс-службы Минздрава нет, мы работали на зарплату и отдавались на все 100%. И все эти «тик-токи» мы делали на ровном месте с ребятами из команды Success.
– Вот вы упомянули про зарплату. А где у вас больше была зарплата: в КТЖ, Минздраве или, может, в «Казавтожоле»?
– У меня больше зарплата была в КТЖ.
– В Минздрав пошли на уменьшение?
– Я не скажу, что сильное уменьшение, все-таки у меня четверо детей, и надо зарабатывать. Когда поступило предложение от министра Биртанова, он сразу обозначил зарплату, сказал, что заложено вот столько-то, если вы готовы выходить, говорить, объяснять, помогать людям. И вот это, наверное, меня больше всего подкупило.
Теперь о моей работе лучше судить не мне, а казахстанцам, журналистам. Но я максимально старался быть открытым и доступным, в Facebook опубликовал свой номер. Мне звонили не только журналисты, но и врачи, которые заразились, родители тяжелобольных (не коронавирусом) детей. Я старался помогать и доводить всю информацию до руководства. Я выкладывался на 150%, но получилось или нет – время рассудит.
«Когда узнал о задержании Елжана Биртанова, я был шокирован»
– В начале пандемии было безумие: никто не знал, что делать и что говорить. Но мы видели только официальную сдержанную картину на брифингах. В самых напряженных ситуациях становились ли вы свидетелем того, как Елжан Биртанов выходил из себя или поддавался эмоциям?
– Он в моей памяти остался очень корректным, очень высокообразованным интеллигентом и сильным организатором. Были моменты, когда я в час ночи приходил домой, были недосказанные мысли. Елжан Амантаевич набирал меня по сотовому, и мы могли спорить час-полтора.
– О чем спорили?
– Он объяснял, что завтра говорить, как это надо сделать. Или какой-то релиз не надо рассылать. Я предлагал надеть на журналистов защитные костюмы, завести их в очаг, чтобы они все отсняли, а потом положить их на 15 дней на карантин. Но были риски, что они могут заразиться, а потом заразить своих домашних. Защитные костюмы – не гарантия, потому что наши врачи тоже заразились. Вот такие моменты мы обсуждали, как нам дальше двигаться. У нас проходили бурные дебаты, споры. Потом в шесть утра встречались в штабе, приходили к консенсусу. В итоге делали так, как согласовано.
– Вам удавалось отставить свою позицию?
– Да, в каких-то моментах – да. Он такой человек: где-то мог согласиться, а где-то наотрез отказаться. Никто раньше не работал в режиме ЧС, у нас не было времени на раскачку, где-то получалось, где-то нет. Время играло против нас, и надо было принимать молниеносные решения. Я Биртанова называл «человеком-роботом»: от него приходили сообщения в рабочие чаты в 4-5 утра. Я поражался, что он вообще не спит. Но за эти шесть месяцев я никогда не видел, чтобы он вышел из себя, хлопнул дверью или накричал на кого-то. Конечно же, он отчитывал своих подчиненных, если, например, не хватает в стационарах коек или вызовов много, а скорая не отрабатывает. Но все это он делал корректно, без перехода на личности.
– Расскажите, как вы запомнили последние дни работы Елжана Биртанова в министерстве. Ходили ли уже тогда слухи об обвинении в растрате денег? Или работа шла своим чередом?
– Нас тогда уже отправили на удаленку. Мы практически друг друга не видели, общались через Zoom и по телефону. Было заражение среди сотрудников, министерство закрывали, дезинфицировали. Работа шла, ничего проблем не предвещало. Потом пришла новость, что Биртанов тоже заразился. Ну понятное дело, он ездил, общался, встречался с врачами, этого было не избежать. Насколько мне известно, Биртанов переболел хоть и не в тяжелой форме, но ему было не очень хорошо.
– Вы говорите, что он выезжал в больницы, но ведь тогда его многие критиковали за то, что он как раз не выезжал в стационары, а только сидел в своем кабинете. Насколько это соответствует действительности?
– Нет. Биртанов выезжал, но не во все регионы. Он выезжал, когда мы ставили переносные лаборатории, он встречался с врачами поликлиник. Он должен был ежедневно выступать перед межведомственной комиссией, и два раза в неделю ходил к главе государства. Он выезжал, это 100%. Но он нужен был тут, в центре, потому что он был ответственен за эту сферу и отчитывался перед руководством страны.
– Какая пришла первая мысль, когда официально сообщили о его задержании?
– Он сейчас находится в статусе обвиняемого, а не виновного, идет следствие. Конечно, если следствие выявит факты нарушения, какие-то коррупционные схемы, то Биртанов должен получить строгое наказание, перед законом мы все равны.
– Вы же его лично знали, вы были шокированы?
– Немного. Я как человек, который тесно общался с министром, проводил с ним 20 часов в сутки, конечно, был шокирован. Наверное, не надо делать каких-то преждевременных выводов. Давайте дождемся решения следственных органов.
– Верите ли вы в его невиновность?
– Я проработал с ним шесть месяцев. За это время он мне показался честным, добрым и открытым человеком. Поэтому я, конечно, говорю: да, я за Биртанова. Но, опять же, если следственные органы найдут какие-то нарушения, то человек должен ответить по всей строгости закона.
«Хочу попросить прощения у своих коллег-журналистов»
– Сейчас уже со стороны можете оценить работу с коммуникациями новой пресс-службы Минздрава? Отразилась ли смена руководства в ведомстве на стиле работы? Журналисты на всех брифингах с участием представителей Минздрава требуют «показать Цоя». Как думаете, из-за чего так получается, из-за самого руководителя или из-за недостатков в работе пресс-службы министра?
– Я ушел из Министерства здравоохранения в июле, с 1 сентября являюсь главой пресс-службы нацкомпании «Казавтожол», погружен в свою работу и особо не мониторю, что там происходит. Я хочу пожелать им удачи. Вирус еще не побежден, выдержки им и здоровья. А оценивать работу новой пресс-службы я не могу.
– В СМИ есть заметка, где журналист Культегин Аспанулы спрашивает у на тот момент вице-министра здравоохранения Людмилы Бюрабековой на брифинге в СЦК: «Наша редакция в прошлом месяце дважды направляла в Министерство здравоохранения журналистские запросы, но нам попросту не ответили. Мы обращались к Диасу Ахметшарипу, в канцелярию, но полноценного ответа так и не получили. Отношение такое, будто говорили: «Если хотите, подавайте в суд». Почему ведомство ведет себя так по отношению к СМИ?». А спустя несколько часов вы сообщили на своей странице в Facebook, что вас «попросили» из Минздрава. Эти два события связаны между собой?
– Абсолютно неправильно связывать эти два события. Я две с половиной недели был в отключке, болел коронавирусом. Ранее я давал комментарии даже дома, приезжали телевизионщики ко мне во двор. Я всегда старался оперативно дать ответ журналистам. Но у меня на тот момент была одышка и температура 39 градусов. Позвонил вот этот коллега, я сказал ему, что я сейчас болею, у меня коронавирус. Дал ему контакты своих коллег из министерства. Он сказал, что они не отвечают, а я сказал ему, что у меня больничный. Этот человек сказал, что будет подавать на меня в суд. И я ответил: ваше право, можете подать. Я не хотел бы комментировать свой уход из Минздрава.
– Вы написали в соцсетях, что вас попросили написать заявление об уходе, теперь уже можете сказать, кто?
– Это касается лично меня. Да, я написал, что меня попросили, немножко было обидно. Я готов был приступить снова к своим обязанностям, но так получилось. Пусть это останется белым пятном в истории.
– Хотите еще что-то добавить к сказанному?
– Я бы хотел выразить огромную благодарность всем врачам, всему медперсоналу, который стоит на передовой борьбы с пандемией. Им огромный поклон. Хотел выразить соболезнования каждому казахстанцу. По-моему, в каждой третьей семье кого-то потеряли – родственника, близкого друга, родителя. Это было нелегко, это была настоящая война.
Хочу попросить прощения у своих коллег-журналистов. Может, я кому-то не дал информацию, не перезвонил, потому что аврал был большой. Хочу выразить им благодарность, потому что следующими после врачей на передовой были журналисты. Спасибо бывшим коллегам, Елжану Биртанову за опыт, который я приобрел. Также хочу поблагодарить МИОР и СЦК за оказанную нам тогда поддержку.